— Она мертва уже почти три года. А ты говоришь так, будто сегодня впервые видишь такое представление.
Он посмотрел на меня:
— Так оно и есть.
Я вытаращила глаза:
— Николаос была мертва, она не могла ему помешать.
— Но могла ты, — ответил он.
— То есть?
— Ты в самом деле думаешь, что три года назад ты стала бы с ним встречаться, увидь ты вот такое?
Я снова обернулась к сцене. Стала смотреть, как он целует незнакомую женщину так, будто это его глубочайшая любовь — или хотя бы глубочайшее вожделение. Стерпела бы я такое три года назад? Нет. Воспользовалась бы как предлогом, чтобы дать ему отставку? О да, и ещё как.
Женщина у него в руках обмякла, её рот отвалился от его губ, будто она была в полуобмороке, будто от одного поцелуя она потеряла сознание. Я бы подумала, что она притворяется или преувеличивает, но мне пришлось поверить, когда официанты унесли её со сцены и вернули к компании за её столиком.
Жан-Клод оглядел публику. На лице его алели свежие мазки помады — на всей нижней челюсти. Они жутковато напоминали кровь, и я слишком хорошо его знала, чтобы подумать, будто совпадение случайное. Синие глаза превратились в сплошной синий огонь, будто в них горели летние сумерки.
— Кто следующий?
Он будто шептал прямо мне в ухо, будто стоял вплотную сзади. Такой сильной была эта иллюзия, что пришлось подавить желание оглянуться и посмотреть. Мне полагается быть иммунной к такой фигне, и если так ощущаю я, то что же чувствуют эти женщины с полными воодушевления лицами?
Я чуть опустила щиты и увидела, что Жан-Клод пылает силой. Это было то, чем ему полагается быть. Он не просто питал ardeur; это была замена питания кровью. Самоцель. Такого я ещё никогда не видела, ни у Жан-Клода, ни у кого. Очень было похоже на все прочие его способности, но больше, куда больше их.
Я повернулась к Баззу:
— Вот это его питание и спасло меня.
Он посмотрел недоуменно — у вампиров, мёртвых всего двадцать лет, ещё сохраняется человеческая мимика.
— Спасло от чего?
— Если бы не стал есть он, мне пришлось бы есть для него. Для этого, в частности, и нужен слуга-человек. Мы едим, когда вампиры сами не могут. Я бы до сих пор валялась за сценой, трахаясь до метафизического посинения. — Я затрясла головой. — Нет уж, лучше не надо.
— Так ты не расстроилась, что он обрабатывает чужих женщин?
Я сама ощутила, как лицо моё стало недружелюбным.
— А ты расстроен, что я не расстроена?
Он поднял руки вверх перед собой, шевельнув мышцами — случайно, наверное. Он хотел показать свою безобидность, но слишком он мускулист, чтобы не выглядеть впечатляюще — или пугающе, зависит от точки зрения.
— Я просто хотел сказать, что это быстрая перемена отношения, вот и все.
Я вздохнула:
— В последний раз, когда Жан-Клод спросил меня, можно ли ему кормиться от публики, я на самом деле не поняла смысл вопроса. — Я улыбнулась, но не слишком весело. — К тому же я тогда ещё не трахалась с незнакомыми ради кормёжки вампирских сил. Как ни странно, это изменило моё отношение ко многому.
Он смотрел на меня серьёзно. На мой вкус — слишком серьёзно. Я не могла понять, что с ним такое, и потому решила сменить тему:
— Примо засунули в свободный гроб?
— Мы его убрали, пока ты мылась.
Я кивнула. Мне об этом уже сказали, но я ещё наложила на гроб руки и ощутила запертого там Примо, за серебряными цепями и освящёнными предметами. Не то чтобы я никому не доверяю, просто быть осторожной не вредит. И странное поведение Базза не изменило моё мнение по этому поводу ни на йоту.
— Лизандро мне сказал, что ты ему велела посидеть при гробе нянькой.
— Велела, — кивнула я.
— Примо в гробу, обвязанном крестами, Анита. Он не вылезет.
Я пожала плечами. Лизандро был высок, смугл, красив, и волосы у него были длиннее, чем у всех новых охранников. И только у него был сзади за поясом пистолет под чёрной футболкой. Увидев оружие, я определила его как крысолюда, и не ошиблась. Ему я велела убить Примо, если тот начнёт рваться из гроба. Жан-Клод, вероятно, согласился бы со мной, но он был занят на сцене, так что распорядилась я сама. Своими распоряжениями я была довольна, и мне не нравилось, что ими не доволен Базз.
— Скажем так: мне будет спокойнее идти поднимать мертвецов, если я буду знать, что Лизандро сидит над гробом с серебряными пулями и готовностью стрелять.
— Я здесь командую охраной, Анита. Это надо было согласовать со мной.
Я вздохнула:
— Ты прав, надо было. Я прошу прощения.
Он только заморгал на меня, как олень в свете фар. Наверное, ожидал возражений. Но я устала, было поздно, и мне все ещё было очень неловко за секс с Байроном и Реквиемом.
— Мне пора идти, Базз.
— Твой эскорт уже ждёт у двери, — показал он головой в сторону упомянутой двери.
Там стоял Реквием в своём чёрном плаще, переодетый в одолженные у кого-то штаны. Кожаные, то есть, наверное, взяты у кого-то из танцоров. Но он был не один — к нему прилагался темноволосый вервольф, который свалился на нас с Клеем, когда Примо всех расшвыривал. Звали его Грэхем, и отличался он той шириной плеч и толщиной бицепсов, которые могут дать лишь достаточно серьёзные занятия с железом. Чёрные волосы сверху были достаточно длинными и закрывали уши, но ниже выбриты под ноль. Довольно странная причёска, на мой взгляд, но ведь не моя же.
Лицо у него было экзотическое, не такое, как у потомков выходцев из северной или южной Европы. Прямые чёрные волосы, едва-едва приподнятые углы глаз наводили на мысль о несколько более восточных странах.