Я нахмурилась.
— Единственное, что я хочу знать, можешь ли ты ещё так сделать.
Я нахмурилась сильнее.
Ленивое выражение слегка сползло у него с лица.
— Послушай, я от тебя получил переживание такого оргазма, какого в жизни не знал, а ты теперь строишь из себя пострадавшую сторону. Ты же это на меня пролила, не я на тебя.
— Это было не нарочно.
— Ты это повторяешь, будто извиняешься. Зачем? За что тебе извиняться?
Я посмотрела на Реквиема в поисках поддержки, хотя не очень на неё надеялась. Однако он мне помог.
— Мне кажется, Анита считает это несогласованным сексуальным контактом. Вроде изнасилования, если тебе угодно.
— Нельзя изнасиловать желающего, — сказал Грэхем и выпрямился на сиденье, вытянулся. Глаза его снова стали человеческими.
— Когда это случилось, я не знала, что ты желающий.
Он кивнул:
— Окей, но я не переживаю. — Он посмотрел на меня. — А ты, похоже, переживаешь. Что теперь тебя не устраивает?
— Что не устраивает? — переспросила я. — А вот что. У меня был флэшбэк такой силы, что мы бы расшиблись в лепёшку, если бы я вела машину. Я случайно вылила его в тебя. Не собираясь этого делать. Что ещё я могу сделать случайно, чего не собираюсь делать?
— Они с Жан-Клодом вышли на новый уровень силы, — пояснил Реквием.
— А, — сказал Грэхем, будто все понял. — Так ты ещё не знаешь, на что способна твоя новая сила.
— Не знаю.
Он кивнул.
— Да, это может напугать. Извини, я не знал, что это ты первый раз такое сотворила. Мне понравилось, и извиняться передо мной не надо.
— А если в следующий раз я такое сотворю с клиентом?
— Тебя что-то предупредило, — сказал Реквием, — иначе бы ты не съехала с дороги.
— Я не думаю, что это как-то связано с новой силой.
— Так почему ты чуть не разбила нас три раза о чужие машины? — спросил Грэхем.
Я открыла рот, и закрыла, не зная, что сказать.
— Кажется, я сегодня перешагнула несколько последних черт.
— В смысле? — спросил Грэхем.
— Нарушила несколько личных правил, вот и все.
— Нарушила правила, которые думала никогда не нарушать, — тихо сказал Реквием.
Я посмотрела на него удивлённо:
— Ты говоришь так, будто это тебе знакомо.
— У каждого есть своё представление о себе, и когда происходит что-то, нарушающее это представление, ты оплакиваешь себя прежнего. Того, кем ты себя считал.
Я покачала головой:
— Черт побери, я все та же, кто и была!
Он пожал плечами, что напомнило мне грациозный всегдашний жест Жан-Клода.
— Как скажет миледи.
Я повернулась на сиденье и упёрлась лбом в руль. Хоть бы уже прошла эта ночь. Не хочу я объяснять себя никому, тем более мужчине, с которым совершенно случайно только что имела секс. Проблема в том, что я сама не до конца верила в то, что говорила. Не в сексе с Байроном и Реквиемом было дело, а в том, что сегодня я впустила Жан-Клода к себе в голову настолько, насколько он способен был влезть. Впервые мы коснулись того, чего могли коснуться, только когда я не мешала. До сегодня я не понимала, насколько я нас калечила — столько же в своём духе, сколько и Ричард. Я думала, что спать с Жан-Клодом и делать с ним всякие мелочи — это и значит быть слугой-человеком. Менее часа назад я узнала, что все это совсем не так, и сейчас это знание меня грызло. Не то, что я ограничивала нас как триумвират силы. Нет, об этом я и раньше догадывалась, я только не знала, насколько. Считала, что мои запреты и пределы связывают нас, а не обрубают нам ноги по колено. Чего я не ожидала, чего не хотела знать — это как прекрасно ощущение, когда Жан-Клод меня подчиняет. Это было, мать его, потрясающе. Успокоительно и пьяняще одновременно. Я не знала, чего я себя лишала, потому что очень старалась не дать ему это мне показать. А он уважал мои желания.
Теперь я знала, как дорого это ему стоило. Стоило силы, которую он мог бы иметь, безопасности, которой он мог бы окружить своих вампиров, и чистого наслаждения, которое он мог бы испытать. Он от столького себя отрезал — просто потому, что я не могла с этим справиться. И от этого возникало чувство вины, но отчасти реальная проблема была в другом: после того, как я так глубоко впустила Жан-Клода, я запросто потрахалась с Байроном и дала Реквиему себя укусить. Две вещи, которые мне давались нелегко. Да, это было важно, может быть, жизненно важно, может быть, это спасло жизнь тем женщинам в клубе. Может быть, даже спасло жизнь Жан-Клода. Я чувствовала силу Примо, слышала шёпот Дракона. Но не это меня больше всего волновало.
Жан-Клод обрёл голод Натэниела и Дамиана. А я что обрела? Я занималась сексом с Байроном и Реквиемом и не переживала теперь по этому поводу. Даже сейчас я переживала только из-за того, что не переживаю. Не переживаю. Из-за этого я чуть три раза не врезалась в чужую машину и заехала на стоянку, чтобы отдаться кратковременной шоковой реакции.
Насчёт Байрона меня совесть не мучила. Мучила совесть насчёт того, что она меня не мучает. И даже теперь мне хотелось развернуть машину и вернуться к Жан-Клоду. Чтобы он держал меня, целовал меня, кормился от меня. Я хотела всю программу, раз уж попробовала, какова она на вкус. Хотела, как наркоман хочет дозу. А это уже не любовь, это власть. Я никому не стала бы давать над собой такой власти. Не могла дать такую власть и остаться собой.
Это все я не стала объяснять Грэхему или Реквиему. Они не настолько мне близки для такой исповеди. Я только сказала:
— Кто чувствует себя в силах, пусть ведёт машину.
— Я не умею, — ответил Реквием.
— Я поведу, — предложил Грэхем. — Только ты меня не трогай, пока я за рулём.