— А на ком?
— Давай договоримся, Ричард: ты не будешь спрашивать о моих любовниках, а я — о твоих любовницах.
— В смысле?
— В том смысле, что не будь ты ликантропом, я бы никогда с тобой так не стала делать, пока ты не доказал бы, что у тебя нет болезней. Даже от орального секса можно подцепить СПИД, гонорею, гепатит и много ещё чего. Но ты, к твоему счастью, ничего подцепить не можешь. Ликантропия уничтожает все болезни, кроме себя самой, так что ты здоров. Ты хотя бы знаешь, со сколькими бабами спал из своей стаи и стаи Верна?
— Да, — ответил он, все ещё злясь.
— А я узнаю эту цифру?
— Нет.
— Все равно могу спорить, что она и близко не подходит к количеству любовников в моей постели.
— Кажется, ты говорила, что не следишь за моими действиями.
— Кое-что слышала. Достаточно, чтобы знать, что это число уже трехзначное или близко к тому. Так что давай не будем строить из себя ни собственников, ни праведников. Строительный материал в обоих случаях неподходящий.
Он закрыл лицо руками и издал звук — почти рычание.
Жан-Клод посмотрел на меня, стараясь придать лицу нейтральное выражение, но не до конца в этом преуспев. Мы близко как никогда подошли к созданию истинного триумвирата, и вот, мы с Ричардом готовы все испортить.
— Ладно, ты права, права. Если у нас все получится, то ты права, — сказал Ричард.
Только я увидела выражение облегчения и удивления на лице Жан-Клода. Когда Ричард опустил руки и сел, лицо вампира было вновь благожелательно и непроницаемо.
Но выражения удивления на моем лице хватило нам обоим.
Ричард улыбнулся мне, хотя глаза его все ещё были недовольными.
— Я хотел, чтобы ты пришла в эту постель, и не стану все ломать своим глупым поведением. — Улыбка его стала светлее, дошла наконец до глаз. — Ладно, я постараюсь не быть дураком, хотя последнее время это у меня не слишком получалось…
— Аналогично, — ответила я.
Улыбка его стала теплее.
— Меняемся местами.
— Что? — нахмурилась я.
— Меняемся местами. — Он отодвинулся от Жан-Клода и похлопал по кровати рядом с ним. — Давай сюда.
Я все ещё хмурилась, но не сердито. Скорее озадаченно.
— Зачем?
— Услуга за услугу.
— Чего?
— Ложись, — велел он и снова похлопал по кровати. — Пусть Жан-Клод держит тебя за руки.
Я не смогла удержаться, чтобы сильнее не наморщить лоб.
— Я за спинку руками не хватаюсь. Мне руки держать не надо.
— Я ощутил, насколько он силён. Он сможет тебя удержать, чтобы ты не вырвалась.
Я посмотрела ему в лицо.
— Я буду вместо верёвок, — пояснил Жан-Клод.
Ричард кивнул, не сводя глаз с меня.
— А что ты будешь делать, пока Жан-Клод будет меня держать?
— Что захочу.
Я ещё сильнее нахмурилась.
— Хм, мне бы хотелось чуть подробнее.
— Ты мне не веришь?
Глядя на выражение его лица, я чувствовала желание сказать, что не верю. Будь мы вдвоём, я бы вряд ли позволила ему связать меня, не представив подробного списка последующих действий. Но Жан-Клоду в качестве судьи я доверяла. А этому новому, более соблазнительному и более разумному Ричарду — не знаю пока.
— Всякий, кто спрашивает «ты мне веришь?» или «ты мне не веришь?», доверия не заслуживает.
— Так что ты мне не веришь, — заключил он, и улыбка его слегка увяла.
— Я этого не говорила.
— А что же ты сказала, ma petite? — спросил Жан-Клод.
— Я сказала «да».
Ричард нахмурился озадаченно. У Жан-Клода на лбу залегла морщинка — то есть учитывая его непроницаемость, он мрачно нахмурился.
— Да, — сказала я.
Жан-Клод улыбнулся. Ричард не сразу сообразил.
— Да, — повторил он. Я кивнула.
— Да, — сказал он ещё раз. Я снова кивнула.
Он улыбнулся, и улыбка была чудесной. Та улыбка, от которой он кажется моложе, свободнее, больше… больше похожим на себя самого.
Я сама почувствовала, как расплываюсь в улыбке, не в силах остановиться и не желая останавливаться.
— Да, — сказал он, улыбаясь.
— Да, — повторила я.
— Наконец-то, — сказал Жан-Клод, и он тоже улыбался.
Руки Жан-Клода сомкнулись на моих руках, тело его вытянулось в изголовье кровати. Подушки давно разлетелись по полу, остались только шёлковые простыни и мы трое. «Меняемся местами», — сказал Ричард. Это казалось очень просто. Следовало бы мне не забывать, что с Ричардом ничего просто не бывает.
Он взял меня руками за предплечья, чуть ниже, чем держал Жан-Клод, обернул мои руки своими большими ладонями и повёл вниз. Касался он только моих рук, то есть весьма невинного места, но движение было медленным, чувственным, с едва заметным прикосновением ногтей как знаком чего-то более твёрдого и куда более опасного. Руки его дошли до подмышек, ногти стали щекотать, я дёргалась и хихикала — отчасти от щекотки, отчасти от медленного, уверенного движения его рук. Я забыла, каково это — полное внимание Ричарда в постели. Когда думаешь, что больше не испытаешь такого прикосновения, очень стараешься забыть.
Я ждала, что его руки придут к моим грудям, но нет. Он повёл ладонями по бокам, чуть ниже, едва коснувшись краёв груди, и повёл дальше вниз. От этого легчайшего прикосновения у меня дыхание спёрло в горле, глаза закрылись, я задрожала под его руками.
Эти руки, такие большие, что накрывали ребра и почти встречались у меня на талии, эти большие пальцы, прижатые ниже пупка, внизу живота. Я ждала, чтобы его руки ушли вниз, а он, точно так как наверху, обошёл по бокам. Провёл уверенным, длинным, медленным движением ладоней и ногтей, не задев даже края лобкового сочленения, касаясь только боков, бёдер, но ничего кроме. Руки его шли дальше вниз, но пропустили те места, где мне больше всего хотелось ощутить его прикосновение. Я даже постанывала — не от того, что он делал, а от того, чего он не делал. Что я хотела, чтобы он делал.