Вообще-то я ожидала увидеть Арнет где-нибудь в холле среди вспомогательного персонала, но там её не было. Я спустилась, вышла в стеклянную дверь вестибюля. Арнет поняла Зебровски буквально, а может, ей действительно нужен был свежий воздух. Октябрьская ночь выдалась тёплой, теплее вчерашней, но все-таки осень ощущалась. И воздух навевал мысли куда-нибудь поехать собирать яблоки.
Арнет сидела на поребрике. Галогеновые лампы давали достаточно света, чтобы виден был цвет её костюма — коричнево-бордовый, как и там, в квартире. Я бы в таком наряде выглядела тошнотворно, но цвет подчёркивал оттенки её стриженых волос, которые не были бы видны в чёрном или темно-синем. Арнет сидела, охватив руками колени — не прижимая к груди, но даже издали видно было, что счастьем она не искрится.
Я сделала глубокий вдох, медленно выдохнула и продолжала идти к ней. Ну никак мне этого не хотелось. Не дойдя до неё пару шагов, я спросила:
— Здесь не занято?
Она дёрнулась и обернулась ко мне. Протёрла лицо, пытаясь скрыть слезы.
— Только этого не хватало, — сказала она. — Подловила, как я реву. Теперь точно будешь считать меня неудачницей.
Она не сказала, что мне можно здесь сесть, но и не сказала, что нельзя. Я решила сесть. Достаточно близко, чтобы можно было говорить тихо, но не так, чтобы вторгаться в её личное пространство сверх необходимого. Садясь, я похвалила себя, что надела джинсы, кроссовки и футболку. Вполне подходящий костюм для сидения на тротуаре.
— Что случилось, Арнет?
— Ничего.
— Хорошо, так чего же ты на меня злишься?
Она покосилась на меня:
— А тебе не все равно?
— Нам вместе работать.
— Знаешь, любая другая женщина начала бы издалека. С лёгкой болтовни.
— Зебровски дал мне меньше пяти минут. Болтать нет времени.
— Почему так мало?
— Нам надо ехать.
— Ты знаешь, где Эвери Сибрук?
— Нет, но придумала, кого спросить.
Она отвернулась и покачала головой:
— А как ты нашла этих, кого спрашивать? Не через полицию.
Я нахмурилась, но она этого не видела:
— К чему ты это?
Она облизала губы, колеблясь, потом сказала:
— Сколько бы лет я ни работала копом на преступлениях этого вида, никогда не смогу понимать монстров так, как ты. — Она снова отвернулась было, но почти тут же стала снова смотреть на меня. — С ними надо трахаться, чтобы работать не хуже тебя?
Я вытаращила глаза:
— Боже мой, неужто ты злишься, что я встречаюсь с Натэниелом, а у тебя не получилось?
— Я тебя видела вчера в клубе.
Было в моей жизни время, когда я сказала бы: «В Запретном плоде?», но прошли времена, когда я выдавала информацию.
— А что за клуб?
Её глаза вдруг стали глазами копа — может быть, чуть более враждебными, чем надо, но холодными и такими, будто меня насквозь видят. Наполовину это было правдой, наполовину ложью. Она не столько знала, сколько показывал этот взгляд, но больше, чем я хотела бы.
— Анита, не финти.
Так-так, переходим на имена.
— Финтить я не слишком умею, Джессика, а потому и делаю это редко.
Она сильнее сжала руками колени. Наверное, чтобы не вцепиться в меня.
— Ладно, в «Запретном плоде». Я там тебя вчера видела.
Я ничего не выразила на лице, потому что у меня хватило времени собраться. Я только заморгала и слегка ей улыбнулась — благожелательной, пустой улыбкой. А под черепом у меня вертелись мысли. Сколько она видела в клубе? Сколько она помнит? Видела она выступление Примо?
Я чуть не сказала: «А я тебя не видела», но не стала помогать ей заполнять пробелы.
— Значит, ты меня видела в «Запретном плоде». У меня роман с его владельцем.
Она отвернулась к припаркованным машинам — а за ними стоял фургон телевизионщиков. Постовой, который все ещё натягивал жёлтую ленту, чтобы отгородить парковку, уставился на фургон. Не надо ли предупредить Зебровски?
Арнет повернулась и крикнула:
— Маркони! Пойди скажи Зебровски, что телевидение приехало.
— Твою мать, — сказал Маркони с неподдельным чувством и пошёл к входной двери.
Смотри ты! Похоже, я только подумала, и кто-то тут же сделал то, о чем я подумала. Класс. Я постараюсь использовать эту силу только для добрых дел.
Она снова обернулась ко мне:
— И как у тебя получается крутить роман с ним и с Натэниелом одновременно?
— Везение, я думаю.
Если бы взгляды могли ранить, этот бы сделал во мне дырку.
— Это не ответ, это уход от ответа.
Я вздохнула:
— Послушай, Джессика, на этот конкретный вопрос я тебе отвечать не обязана. С кем я встречаюсь, почему и как — совершенно тебя не касается.
Светло-карие глаза потемнели. Я поняла, что это они у неё такие, когда она в ярости.
— Я хотела прийти и увидеть Натэниела без тебя. Я думала, если ты не будешь мешать…
Она снова отвернулась, уставилась на машины и на зевак, которых оттесняли постовые. Уставилась, будто действительно их видела, в чем я сомневаюсь. Просто надо было куда-то смотреть.
— Но ты там была. Да ещё как была… — Голос её прервался, не слезами, а эмоциями. Глубина этих эмоций была мне непонятна.
— Ты так говоришь, будто я Натэниела у тебя украла. Ты никогда с ним не встречалась. И вообще, когда ты с ним познакомилась, он уже у меня жил.
Тут она на меня посмотрела. Я даже занервничала, не в силах понять причину её злости.
— Но я же этого не знала. Ты мне позволила верить, что он всего лишь твой друг. И он меня тоже не разуверял.
— Натэниел со всеми ведёт себя приветливо.
— Это теперь так называется?
— Послушай, Арнет, Натэниел иногда флиртует ненамеренно. Издержки профессии.