Теперь, когда мастер погиб, вампиры-новички уползали от освящённых предметов, как и полагается. Ну, то есть одна вампирша отползала. Она спрятала окровавленное лицо в углу за кроватью, ручки выставила вперёд, будто защищаясь. Сперва мне показалось, что на ней красные перчатки, потом фонари высветили ей руки, и ясно стало, что это не перчатки до локтей, а кровь по локоть. Даже зная это, даже видя недвижно лежащего на полу Мельбурна, Мендес все равно не стрелял в неё. Юнг прислонился к стене, будто иначе упадёт. Шея у него была разорвана, но кровь не хлестала. Она не попала в сонную артерию. Спишем на неопытность.
— Застрели её, — сказала я.
Вампирша замяукала, как испуганный ребёнок, высоко и жалобно:
— Пожалуйста, пожалуйста, не делайте мне больно, не надо! Он меня заставил! Он меня заставил!
— Стреляй, Мендес, — сказала я в микрофон.
— Она просит пощады, — возразил он, и не слишком приятным голосом.
— Блин, — высказалась я и направилась в тот конец комнаты.
Что-то ухватило меня за лодыжку. Рефлекторно ствол ружья опустился вниз. Один из «мёртвых» вампиров зашипел на меня. Хоть и с дырой во лбу, он держал меня за ногу и собирался вонзить клыки. С расстояния меньше двух футов обрезом было бы сподручнее, но времени не было. Я разрядила ружьё ему в голову и спину, и он выпустил меня, а из тела потекла кровь и другие жидкости.
— Хадсон, «мёртвый» — это у которого не менее половины мозгов вышибли, и солнышко видно через грудь.
Он не стал спорить, просто подошёл к другому вампиру и стал его обрабатывать выстрелами. Наверное, сделав невидимого вампира видимым, я заработала в глазах сержанта пару очков.
Вытащив патроны из магазина на прикладе, я вставила их в магазин ружья, направляясь к Мендесу и вампирше. Она все ещё рыдала, все ещё молила:
— Они нас заставили, они нас заставили!
Женщина на кровати была голой, и глаза её начали стекленеть. Хреново. Но надо полностью очистить комнату до того, как можно будет заняться жертвой. Очистить в моей профессии значит нечто отличное от того, что понимают под этим большинство полицейских. А именно: все, что не на нашей стороне, должно быть мёртвым.
Киллиан шёл к кровати посмотреть, как там потерпевшая. Я только надеялась, что он ещё сможет ей помочь, потому что тяжело терять людей, пытающихся спасти тех, кто уже спасён не будет. Юнг пытался зажать рану у себя на шее. Тело Мельбурна лежало на боку, одна рука вытянута в сторону съёжившейся вампирши. Он не двигался, а вампирша ещё двигалась. Несправедливо. Но я знала, как это исправить.
Дробовик я уже перезарядила, но закинула его на плечо. На таком расстоянии обрез действует лучше, и без лишней траты патронов.
Мендес отвернулся от вампирши ко мне, потом посмотрел на сержанта.
— Я не могу стрелять в того, кто просит пощады.
— Нормально, Мендес, я могу.
— Нет, — сказал он и посмотрел на меня. У него слишком сильно были видны белки глаз. — Нет.
— Отойди, Мендес, — скомандовал Хадсон.
— Сэр…
— Отойди и не мешай маршалу Блейк работать.
— Сэр… так нельзя.
— Ты отказываешься выполнять прямой приказ, Мендес?
— Нет, сэр, но…
— Тогда отойди и не мешай ей работать.
Мендес все ещё колебался.
— Ну?!
Он шагнул назад, но я сейчас не доверяла ему у себя за спиной. Он не был зачарован, он только был обманут её глазами. Все гораздо проще: полицейских учат спасать жизнь, а не отнимать. Если бы она на него напала, Мендес бы её застрелил. Если бы она напала на кого-нибудь другого, он бы её застрелил. Будь она с виду кровожадным чудовищем, он бы её застрелил. Но она, съёжившись в углу, была совсем не похожа на чудовище, и ручками, не больше моих, она закрывалась от того, что на неё надвигалось. Она сжалась в комок, как ребёнок в своём последнем убежище перед поркой, в буквальном смысле слова загнанная в угол. Ни словом, ни действием нельзя отвратить неотвратимое.
— Пойди встань возле сержанта, — сказала я.
Он глянул на меня, дыша слишком часто.
— Мендес! — позвал Хадсон. — Ты мне здесь нужен. Немедленно.
Мендес подчинился голосу, как его выучили, но поглядывал на меня и на вампиршу в углу.
Она глядела на меня поверх руки, а так как на мне не было освящённых предметов, она могла смотреть мне в глаза. Её глаза были светлыми в рассеянном свете, светлыми и напуганными.
— Пожалуйста, — сказала она. — Не надо меня трогать. Он нас заставлял делать такие страшные вещи! Я не хотела, но мне нужна была кровь. Нужна была. — Она подняла ко мне тонкое лицо. — Я должна была.
Нижняя часть её лица была алой маской.
Я кивнула и подняла ружьё, упирая приклад в бедро, а не в плечо.
— Знаю, — сказала я.
— Не надо! — произнесла она и выставила руку вперёд.
Я выстрелила ей в лицо с расстояния меньше двух футов. Лицо исчезло в брызгах крови и клочках мяса. Тело её село очень прямо, долго так просидело, и я спустила курок, направив ствол ей в грудь. Она была хрупкой, мяса на ней было мало, и я пробила дыру с одного выстрела.
Голос Мендеса прозвучал в наушниках:
— Нам полагается быть хорошими парнями.
— Заткнулся бы ты, Мендес, — сказал Юнг голосом более сдавленным и хриплым, чем надо бы.
Я склонилась к нему.
— Посмотри, как там Мельбурн, — шепнул он.
Я не стала спорить, хотя знала наверняка, что это бесполезно. Попытавшись нащупать пульс на шее, я наткнулась на рваное кровавое мясо. Ковёр под ним пропитался кровью как губка. Они не стали даже пить, просто разорвали ему шею, чтобы убить.
— Как он? — спросил Юнг.
— Хадсон! — позвала я.
Хадсон уже был рядом, и я встала, предоставляя ему самому сообщить Юнгу дурные вести. Не моя это работа — сообщать тяжёлые вести раненым. Не моя работа.