Сны инкуба - Страница 148


К оглавлению

148

— Кто ты такой, чтобы играть в Господа Бога?

— Да, — ответил он. — Да. Кто я такой, чтобы знать, что переменит это превращение? Бёлль своею властью меняла страны, начинала и кончала войны, решала, кто будет править, кто погибнет от рук убийц. Было время, когда она тайно правила почти всей Европой, тайно во многом даже от самого совета вампиров. Она убивала миллионы войной и голодом. Не своими руками, но своей волей.

— Что же её остановило?

— Французская революция и две мировые войны. Перед таким всеобъемлющим разрушением не может не склониться даже сама смерть. Теперь совет крепче держит в руках вожжи, контролируя каждого своего члена. Времена, когда в Европе кто-то мог сосредоточить в руках такую тайную власть, миновали.

— Приятно слышать.

— Что если я возьму кого-то и сделаю таким, как я, а этот человек мог бы научиться лечить рак, или сделать какие-то великие открытия? Вампиры ничего не изобретают, ma petite. Мы поглощены смертью, наслаждением и бессмысленной борьбой за власть. Мы ищем деньги, комфорт, безопасность.

— Как почти все люди.

Он покачал головой:

— Почти, но не все. А наш род тянется к тем, кто держит власть, или богатство, или в чем-то необычен. Красивый голос, художественный дар, ум, обаяние. Мы не берём слабых, как большинство других хищников, мы берём лучших. Самых талантливых, самых красивых, самых сильных. Сколько жизней загубили мы за века, которые могли бы чудесно — или ужасно — изменить судьбу человечества, всего мира.

Я смотрела на него. Ещё недавно я бы недоверчиво отнеслась к такой откровенности. Но я сейчас чувствовала его сознанием. Я беспокоилась, не монстр ли я, а Жан-Клод про себя знал точно. Он не сожалел о себе, потому что другой жизни не мог себе представить, но беспокоился о других. Он не хотел решать за других. Не хотел быть каким-то тёмным богом. Боялся когда-нибудь стать таким, как та, от которой он сбежал. Боялся, что когда-нибудь станет новой версией Бёлль Морт.

Что полагается делать, если вдруг окажешься способной заглянуть в чьи-то глубочайшие страхи? Что можно ответить на такую открытую правду о ком-то другом? Я сказала единственное, что могла придумать, единственное, что могло как-то успокоить его.

— Ты никогда не станешь таким, как Бёлль Морт. До такого зла ты не сможешь дойти.

— Почему ты так в этом уверена?

— Потому что раньше я тебя убью, — ответила я. Очень мягко — потому что это не было ложью.

— Убьёшь, чтобы спасти меня от меня самого, — сказал он, попытавшись придать словам шутливый оттенок. Это у него не получилось.

— Нет, чтобы спасти всех, кого ты иначе уничтожил бы.

И это уже не было мягко. Голос прозвучал с достаточной жёсткостью.

— Даже если это одновременно убьёт тебя?

— Да.

— Даже если это утащит нашего страдающего Ричарда в могилу с нами?

— Да.

— Даже если это будет стоить жизни Дамиану?

— Да.

— И даже если с нами умрёт Натэниел?

Я на миг перестала дышать, и время растянулось, как бывает, когда кажется, что у тебя есть целая вечность — и ни единого мига. Наконец я выдохнула прерывисто, и облизала сухие губы.

— Да, при одном условии.

— Каком же?

— Гарантия, что я тоже не останусь жить.

Он посмотрел на меня. Это был долгий-долгий взгляд. Этот взгляд придавил меня до самой моей души, и я как-то поняла, что именно это сделал он много лет назад.

— Ты мне как-то говорил, что я — твоя совесть, но ведь это же ещё не все?

— Что ты хочешь сказать, ma petite?

— Я — твой предохранитель. Твой судья, присяжные и палач, если обстоятельства станут плохими.

— Не обстоятельства, ma petite. Если я стану плохим.

Такое спокойствие было в его голосе, будто у него какая-то тяжесть свалилась с плеч. И я знала, на кого она свалилась.

— Гад ты. Когда-то я была бы счастлива тебя убить, но не сейчас. Не сейчас.

— Если я спросил слишком о многом, то считай, что я не спрашивал. А ты не говорила.

— Нет, ты просто гад, понимаешь? Если ты свихнёшься и станешь убивать невинных, то именно меня к тебе пошлют. Я — Истребительница.

Я смотрела на него.

— Но, ma petite, всегда посылают тебя. Ты — Истребительница.

Я встала. Колени у меня перестали дрожать.

— Но никогда я не любила того, кого должна убить.

— Ты ведь мне говорила, что твоя любовь ко мне не помешает тебе исполнить свой долг.

У меня глаза горели.

— Да, не помешает. Если ты станешь злодеем, я выполню свой долг. — Закрыв глаза, я замотала головой. — Хитрая ты сволочь! Насколько проще было бы тебя убить, если бы я тебя не любила!

— Я не потому хотел, чтобы ты любила меня, что ты станешь моим предохранителем, как ты это сформулировала. Я хотел, чтобы ты меня любила, потому что я тебя люблю. — Голос его был близко-близко, и когда я открыла глаза, Жан-Клод стоял передо мной. — Только потом меня стало тревожить, не настолько ли ты мною одурманена, чтобы простить мне в этой жизни преступления.

— Нет, нет.

— Я должен был знать, ma petite.

— Не называй меня так! Сейчас — не называй.

Он сделал глубокий вдох.

— Прости меня, Анита. Я не стал бы причинять тебе боль — намеренно.

— Так не мог ты подождать с этим разговором, пока не пройдёт кайф?

— Нет, — ответил он. — Я должен был знать, любишь ли ты меня больше, чем собственное чувство справедливости.

Я проглотила ком в горле. Не заплачу. Я не стану, мать твою, плакать.

— Ведь если бы я предал честь… — у меня перехватило дыхание, я сглотнула слюну, -…я предал бы тебя.

Он взял меня за руки, я чуть не отдёрнулась, но заставила себя стоять спокойно. Я была так зла, так взбешена…

148